«Великое противостояние» официального и неофициального искусства, начавшееся в период хрущевской «оттепели» и продолжавшееся несколько десятилетий, породило многочисленные мифы о художниках. Самые устойчивые среди них – миф о горьком пьянице, юродивом и бабнике Анатолии Звереве и миф о полуслепом, сумасшедшем художнике Владимире Яковлеве. Вместе они составили единый объемный образ вольного и несчастного художника-нонконформиста.

Зверев и Яковлев – две фамилии, которые первыми приходят на память при упоминании «другого искусства». Эти художники, очень разные по своей сути, вместе с тем были схожие в своем отношении к реальности, хотя и «уходили» от нее каждый своим путем. Работы Зверева и Яковлева невольно стали знаменем русского художественного нонконформизма при всей бесперспективности поиска в них политической составляющей и выраженного диссидентства. Изъятые судьбой из естественной системы творческих связей, географически и идеологически далекие от сложившихся рыночных стандартов, они смогли попасть во все «мейнстримные» процессы своего времени.

Стало «хорошей традицией» Яковлева и Зверева записывать в экспрессионисты. В какой-то мере, это верно. Как экспрессионисты оба художника имели склонность к изображению архетипического. Если это цветок, то уж цветок, если портрет, то лицо во весь формат. Идея изображаемого объекта является главенствующей. С формальной точки зрения их художественный язык похож. Обобщенный силуэт, контур, необязательность линейной перспективы (и довольно часто полное отсутствие воздушной перспективы), необязательность светотеневой моделировки, пастозный, энергичный мазок и т.д. И все же, все же…

Экспрессионизм Яковлева – предельно искренен. У него нет никаких формальных или смысловых игр, все серьезно и «взаправду». Все его картинки – его вывернутая, распахнутая душа, демонстрируемая безоговорочно и окончательно. Дальше там уже ничего нет, никакого второго дна. Поэтому каждая его работа в той или иной степени автопортретна. С экспрессионистами начала XX века его роднит ощущение трагизма жизни, чувство тревоги, неприкаянное одиночество «маленького человека» в большом мире. Его искусство – это исповедальный монолог.

Живопись Яковлева, вроде бы корявая и неряшливая, предельно изящна и артистична. Он умудряется привести к гармонии тот хаос, на который так похожи его работы при первом и невнимательном взгляде. Зверев говорил: «Вот я бы просто написал море, небо, «белеет парус одинокий», рыбку, а он сделает Символ!» Сам Яковлев всегда отзывался обо всех своих коллегах и их работах доброжелательно. Зверев – тоже, но был один художник, которому он ставил оценку «кол или три с плюсом». Это был Яковлев. Зверев, естественно, понимал, что они работают в одном направлении изобразительного искусства, и ревновал. Зверев прекрасно понимал, что «нерассудочный» Яковлев, художник большего масштаба, чем он сам.

В пространстве выставки «НЕприручённые» произведения двух самых необычных и трагичных художников русского нонконформизма естественно соседствуют друг с другом, не смотря на то, что при жизни они практически не общались.

Редкую возможность увидеть подлинный работы Анатолия Зверева и Владимира Яковлева пермякам и гостям города предоставил наш земляк, коллекционер Игорь Фомин.